Идем на грозу. Остается ли классика в школе лучом света в темном царстве и кто виноват, что дети не читают “многобукв”


Авторы: Агранович Мария, Вирабов Игорь, Скорондаева Анастасия
Российская Газета

Классическая литература неприкосновенна только потому, что поднимает вечные вопросы? Огонь на себя вызвали курганские учителя (“Толстой должен похудеть” – “РГ” – Неделя, 24 сентября): проанализировав результаты ЕГЭ, они решительно заявили, что осилить четыре тома “Войны и мира” сегодня по силам лишь избранным школьникам.Сообщить об опечатке

Скандал, а что же дальше? Кажется, уже привычно: вместо “Анны Карениной” услужливые сайты предлагают пересказ в тысячу слов. Вместо “Преступления и наказания” – тоненькая книжка комиксов. Вместо “Грозы” Островского – 30 секунд рекламы банка ВТБ. На все тяжелые вопросы классиков все легче и быстрей находятся ответы. Стоит ли голову ломать, если, к примеру, Анна бросилась под поезд от плохой любви и ей уже ничем не поможешь. Или Катерина бросилась с утеса, потому что… Кстати, почему? Могла ведь взять кредит, решить свои проблемы… Или нет?

В поисках современных непростых подходов к классикам редакция “Российской газеты” обратилась к экспертам – педагогам, писателям, режиссерам и собственно школьникам.

Учителя уверяют, что школьникам не по силам книжки классиков: язык устарел, толстые, некогда. Режиссеры ставят классиков, переиначивая на свой лад. Книжники считают: комиксы и пересказы классиков гораздо популярнее первоисточников. Тогда зачем на них зря тратить время?

Алексей Олейников, писатель, педагог, автор графических путеводителей по “Евгению Онегину” и “Горю от ума”: Положа руку на сердце, почти все в школьной программе по литературе можно пройти с помощью пересказов, и наш российский учитель этого не заметит. Потому что дел по горло, и ему хватает информации, которую подросток нашел в пересказе. Поймать при желании, конечно, можно, но зачем? Страшно утомляют эти кошки-мышки в лабиринте школьной программы: учителя пытаются подловить учеников на незнании деталей – ученики пытаются обмануть учителей, не читая тексты.

Алена Заика, победитель Всероссийского литературного конкурса “Класс!”, студентка Тюменского госуниверситета: Знаете, с 9-го класса меня начало угнетать, что в школьной литературе все про неисправимых плохишей и все плохо кончается. Я даже начинала вести свой “счетчик” хеппи-эндов, среди которых оказались пушкинская “Капитанская дочка”, “Куст сирени” Куприна… И все, кончился список.

Думала постоянно: вот нас учат, как делать нельзя. Вот показывают ужасные истории людей, антигероев. А герои где – такие, чтобы брать с них пример? Подряд онегины, печорины, чичиковы, раскольниковы, базаровы, кабанихи с катеринами, мелеховы… Не говоря уж о Муму. Хорошие все погибают, а плохие получают по заслугам.

Нет, конечно, теперь-то я понимаю, что школьная литература учила тому, что в жизни нет абсолютно “хороших” или “плохих”, но это лишь теперь, когда школа уже позади…

Нина Чусова, театральный режиссер: Это действительно проблема поколения – все стало очень быстро и очень коротко. Время стало пластиковым, одноразовым. О вечном думать неохота, но приучать надо.

Даже “книжные” дети текст с картинками и вообще дополнительный визуальный ряд воспринимают лучше, чем просто текст. Просто сменилась эпоха, надо это понять и признать. Фото: Руслан Шамуков / ТАСС

Вот сейчас кажется, сразу театрах в десяти поставили “Капитанскую дочку”. И в каждом всё по-своему – свой взгляд. В каждом интересно, но нельзя понять и оценить это, не зная самой повести Пушкина. Если взрослые не читали, им уже ничего не поможет. Но детям, пока не поздно, нужна отправная точка.

У классиков помимо линии сюжета есть много тайных шифрований, которые раскрываются с возрастом и определяют часто направления в твоей жизни. Вот почему дайджесты и комиксы никогда не смогут заменить произведений классиков.

А если правы те, кто утверждает: современные дети уже не в состоянии воспринимать “многобукв” – только истории в картинках?

Алексей Олейников: Факт, что даже “книжные” дети текст с картинками и вообще дополнительный визуальный ряд воспринимают лучше, чем просто текст. И что такого? Просто сменилась эпоха, надо это понять и признать. Мы со своим трепетом к классике похожи на писцов древнего мира, которые привыкли к свиткам, – а тут появляются книги. Дети же перестанут что-либо понимать, мы потеряем поколение и так далее.

Жили же наши предки тридцать тысяч лет без письменности, без Достоевского с Пушкиным. Так что классика – не храм, а игровая, тем более для детей. И Пушкин не пострадал от того, что мы с Наташей Яскиной сделали путеводитель по “Онегину”. Наоборот, читателей прибавилось.

Это проблема поколения – все стало очень быстро и очень коротко. Время пластиковое, одноразовое. О вечном думать неохота – но приучать надо

В одном из наших рэп-комиксов про девочку Соню есть реплика: “Мы читаем тексты мертвых бородатых мужчин” – и это не заигрывание с подростками, это осознанная игра. И одновременно это точка зрения саркастичной ученицы седьмого класса. Уверяю вас, в некоторых умных девах этого возраста таятся бездны сарказма.

Ирина Добротина, зав. Центром филологического образования Института методов обучения им. Леднева: Я все же напомнила бы: в истории время от времени всплывают эти эпатажные призывы – “сбросить классиков с парохода современности”, заменить “устаревшее” чем-то актуальным. По-моему, всплывают не случайно, но вместо ответа приведу фразу из романа “Обломов”, написанного более 160 лет назад. Она красноречива сама по себе: “Некоторым ведь больше нечего и делать, как только говорить. Есть такое призвание”… Как сегодня понимать эти слова писателя Гончарова, думаю, интересно обсудить со старшеклассниками.

Как бы то ни было, ограничивать возможности детей открывать всю глубину русской классики все же не стоит, нужно только ставить верные вопросы, находить новые подходы и повороты. Нюансов комиксы передать не в состоянии. Скажем, исследователи подсчитали, что в “Грозе” Островского слово “воля” и его антоним “неволя” встречаются более 30 раз. “Воля” по Далю – “произвол действия” и “простор в поступках”. Как это понимать сегодня?

Алексей Олейников: К слову, “Гроза” как раз вполне себе актуальна, она про семью и отношения. Отпугивает, может быть, густой купеческий дух города Калинова – он непонятнее для детей, чем даже дворянский быт. Но отторжения у них с “Грозой” я никогда не наблюдал.

Тогда такой – вольный или невольный – вопрос: чем может быть сегодня привлекателен для школьников тот же скандал в семье Кабановых? 165 лет назад была опубликована “Гроза”. Кем героиня Катерина, недовольная ни мужем, ни свекровью, ни любовником, стала бы сегодня? Засудила бы безвольного мужа? Пошла бы сплетничать в ток-шоу? Сейчас ведь торжествует новый мнимый идеал: для славы и успеха лучше не самой бросаться с утеса, а уметь кидать других. Так вот сумела бы сегодня Катерина найти свое женское счастье?

Надя Алексеева, писатель, финалист премий “Большая книга” и “Ясная Поляна”: Конечно, натура Катерины требовала драмы и страстей. Путь, что она выбрала, был для того времени способом вырваться и обрести себя.

Помните, в фильме “Доживем до понедельника” школьник сжег все сочинения о счастье, оставив одно, со стихотворением о журавле? Думаю, счастье внегендерно, индивидуально, летуче. У моей сестры трое детей, и она светится материнством, а у меня три книги, и я тоже рада.

В моем романе “Белград” есть и разрушенный брак, и любовь к гению. Но главное для меня – мысль о том, как важно найти свой талант и попытаться его реализовать. В этом смысле Ван Гог – счастливый человек, он обрел свою гениальность и самореализовался в ней полностью. Прожил мало, все успел. В “Белграде” героиня написала-таки свой роман о Чехове. Его не издали, но читатель понимает, что Аня, как ни крути, – писатель.

Катерина Островского в этом смысле самоосуществилась не хуже Ван Гога. Но сегодня ей было бы сложнее оказаться героиней масштаба, который задал нам драматург: вроде бы все доступно, но рутина держит и смиряет так, что даже взбунтоваться толком не выйдет. Вот почитайте современный роман “Литораль” Ксении Буржской. У нее героиня в несчастливом браке как бы раздваивается, ее ипостась пускается во все тяжкие, но общественного резонанса это не имеет. И задачи такой нет, потому что наш мир индивидуален…

Нина Чусова: Мы, когда ставили “Грозу” в “Современнике”, размышляли на эту тему. Катерине ведь Островский не оставил никакого выбора. Ей надо было либо не жить, либо стать Кабанихой, точно такой же. Смириться, принять эти правила. Третьего не дано.

В какой-то момент мы даже подумали – не позвать ли на роль Кабанихи Ларису Гузееву. Она же играла такую трогательную героиню “Жестокого романса” по “Бесприданнице” Островского, а теперь известна больше как ведущая ток-шоу “Давай поженимся”. Обсуждали вроде бы полушутя, и все же. Принимая правила игры, ты уже существуешь в рамках этих правил. И, кстати, в том спектакле в “Современнике” с Еленой Яковлевой, которая играла Кабаниху, у нас была прекрасная находка: ее героиня перед гибелью невестки читает за нее знаменитый монолог Катерины – “отчего люди не летают так, как птицы”. То есть… Кабаниха сама когда-то была такая же. Тоже летать хотелось…

Чего мы хотим? Чтобы школьники знали классиков на пять? Чтобы могли указать точное число фонарей на Невском, по которому бежит гоголевский герой?

Так может, это вообще в природе женской: вечно хочется эмансипации и улететь куда-то? Катерина с добролюбовских времен у нас считается “лучом света в темном царстве”. А на самом деле не была ли она прабабушкой нынешних феминисток-активисток? Тогда какой же она для нас “образец для подражания” и “идеал”?

Нина Чусова: Нет-нет, она вообще не феминистка. Она как раз очень зависима от мужчин. Если бы она была феминисткой, послала бы всех и пошла куда глаза глядят. А она у Островского не может этого сделать. Она как раз очень честная в этих отношениях. Именно женщина.

Во времена Островского об этом еще только начинали говорить. Но он, мне кажется, и не ставил никакой цели найти какой-то третий выход для нее. Ну куда она могла уйти – что в ее положении означала бы “свободная жизнь”? Стать девушкой, как говорят сейчас, с пониженной социальной ответственностью? Конечно, Катерина, скажем так, женщина страстей своих. Но это невозможно для нее – как не в ее характере и уйти, скажем, в монахини, отмаливать в церкви грехи – вот она не такая. У нее совершенно другая импульсивность и эмоциональность. Понимаете?

Ни то ни другое – это не она. Просто у Островского мера свободы высокая – жизнь. Либо принимаешь мир с его правилами, либо уходишь совсем.

Алена Заика: Конечно, Катерина не “луч в темном царстве” – она же, как слабак, сдалась. Все говорят: время другое, не было шансов… Но мне до сих пор кажется, покрути она в голове какой-нибудь планчик, можно было и тогда придумать, как уйти из семьи не на тот свет. Зато у нее совесть сильная. Молодец, что призналась мужу, – вот это сильный поступок. А муж Тихон идиот. И любовник Борис тоже.

Много времени прошло – а много поменялось? Сейчас не выходят замуж по расчету? В семьях у всех все по-честному? Ага, конечно. Попробуйте объяснить это 13-летнему подростку, которого отвергла прыщавая, но обожаемая девочка и который убедил себя в том, что он для общества изгой, никто его не любит… Таких историй, как у Катерины, множество было и есть. Островский сам прожектор – выхватил и высветил ее в “Грозе”.

Александра Зузлева, финалист конкурса “Класс!”, ученица нижегородской школы № 35: Главное тут – человек, обреченный на непонимание. И это не про девушку из девятнадцатого века, а про тебя и твоего соседа по парте. Могла бы жить с нелюбимым и терпеть нападки его матери, научившись изворачиваться и лгать, как сестра ее мужа Варвара, но сделала другой выбор. Лучше он или хуже – вопрос, по-моему, спорный.

И все-таки сегодня ей было бы проще найти единомышленников. Не оставаться один на один со своей бедой – например, в интернете.

Нина Чусова: Ну, слушайте, если присмотреться, интернет сегодняшний и есть тот самый забор, за который заглянул Островский. Он весь фальшивый. Знаете, в соцсетях – в том числе и запрещенных у нас – все выкладывают красивые фото, пишут посты. Все улыбаются, ой, у нас в семье радость-счастье, у всех сплошь вечеринки и путешествия. Но у каждого там за своим забором свои скелеты и свое нередко что-то страшное.

Вот и у Островского была задача не столько показать семейное счастье, сколько открыть, что творится за этими заборами. Снаружи гладко, шито-крыто, а внутри…

Очень современная тема. И свободы там никакой нет, а есть вечная зависимость от чужого мнения. Что скажут другие, поставят или не поставят “лайк”. Какие-то простые истины, понятия любви и дружбы, взаимопонимание, взаимовыручка – они отсутствуют. Важнее напоказ, важнее выглядеть, чем быть на самом деле. Вот что казалось самым страшным классику и что актуально по сей день.